Книга кладбищ - Страница 47


К оглавлению

47

— Вот и всё, — сказал он и улыбнулся. — Ну-ка, что у нас получилось? Так… какая-то закорючка снизу — видимо, изображение плюща. В викторианскую эпоху повсюду рисовали плющ, потому что это такой глубокий символ и всё такое… Вот. Можно отпустить.

Он встал и провёл пальцами по серым волосам.

— Ох, — произнёс он. — Как хорошо стоять-то. Ноги страшно затекли, как будто в них газировка. Ну, что скажете?

Сам камень был покрыт зеленовато-жёлтым лишайником, и надпись было почти невозможно разглядеть. Зато на листе бумаги всё было чётко:

— "Прихожанка Маджелла Годспид, 1791–1870. Осталась только память", — прочла Скарлетт.

— А теперь и памяти не осталось, — сказал мужчина, несмело улыбнувшись. У него были залысины, и он моргал, глядя на неё сквозь маленькие круглые очки, которые делали его похожим на дружелюбного филина.

На бумагу упала крупная капля дождя. Мужчина быстро свернул лист и взял жестянку с карандашами. Капли зачастили. Скарлетт передала мужчине лежавший у надгробия портфель, на который тот кивнул, и следом за ним зашла на маленькое крыльцо церкви, чтобы укрыться от дождя.

— Огромное вам спасибо, — сказал мужчина. — Дождь, я думаю, скоро закончится. Сегодня в прогнозе погоды писали, что вечером будет солнце.

Как будто в ответ на это, подул холодный ветер, и начался настоящий ливень.

— Я знаю, о чём вы думаете, — сказал мужчина.

— Да ладно, — отозвалась Скарлетт, которая думала: "Мама меня убьёт."

— Вы думаете: интересно, это церковь или часовня? Насколько мне известно, ответ таков: изначально здесь действительно была церквушка, а то, что вокруг, начиналось как приходское кладбище. Это было в восьмом или девятом веке. Нашей эры, разумеется. Потом тут всё несколько раз перестраивали и расширяли. Но в 1820-м или около того здесь случился пожар, да и церковь уже не справлялась с большим приходом. В общем, люди повадились ходить в храм Св. Дунстана, что в посёлке на площади, а когда здесь дело дошло до ремонта, то церковь перестроили в кладбищенскую часовню. От старой церкви много чего осталось — даже витражи на дальней стене, насколько мне говорили, оригинальные.

— Вообще-то, — сказала Скарлетт, — я думала о том, что моя мама меня убьёт. Я села не на тот автобус и теперь опаздываю домой.

— Боже мой, вот бедняжка, — сказал мужчина. — Послушайте, я тут живу неподалёку. Подождите здесь, — с этими словами он всучил ей свой портфель и свёрнутую копию гравировки — и помчался к воротам, втянув голову в плечи от дождя. Буквально пару минут спустя Скарлетт увидела фары и услышала гудок.

Скарлетт побежала к воротам, где стояла машина — старенькая зелёная «мини». Мужчина сидел за рулём. Он опустил стекло и повернулся к ней.

— Садитесь, — сказал он. — Куда вас нужно отвезти?

Скарлетт стояла, как вкопанная. По её шее стекала вода.

— Я не сажусь в машины к незнакомцам, — сказала она.

— Это вы правильно делаете, — ответил он. — Но я хочу вас отблагодарить и всё такое. Бросьте всё на заднее сидение, а то сейчас совсем промокнет.

Он открыл дверь у пассажирского сидения, Скарлетт потянулась и постаралась уложить его добро назад.

— Слушайте, — сказал мужчина. — Так вы просто позвоните маме. Можно с моего мобильника. Скажите ей номер моей машины. Только сядьте внутрь, вы же там простудитесь.

Скарлетт ещё медлила. Её волосы начали липнуть к лицу от дождя. Холодало.

Мужчина протянул ей свой мобильник. Скарлетт посмотрела на него и поняла, что звонить матери боится ещё больше, чем садиться в машину к незнакомцу. Тогда она сказала:

— Если что, можно и в полицию тоже позвонить, да?

— Разумеется. А ещё можно пойти домой пешком. А ещё можно позвонить матери и попросить, чтобы она за вами заехала.

Скарлетт села на пассажирское сидение, закрыла дверь и взяла протянутый ей телефон.

— Так где вы живёте? — спросил мужчина.

— Не надо, правда. Меня можно просто подбросить до автобусной остановки.

— Я отвезу вас домой. Какой адрес?

— Экейша-авеню, дом 102 «а». Это сбоку от главной дороги, недалеко от спорткомплекса.

— Далековато вас занесло, да? Ладно, пора домой, — он снял машину с ручника, развернулся и поехал вниз.

— Давно здесь живёте? — спросил он.

— Вообще-то нет. Мы переехали после Рождества. Но моя семья жила здесь, когда мне было пять лет.

— У вас небольшой акцент, или мне кажется?

— Мы десять лет жили в Шотландии. Там я говорила как все, а потом оказалась здесь — и стала, блин, выделяться, — ей хотелось, чтобы это прозвучало весело, но на самом деле её это расстраивало, и это было заметно. Вместо шутки получилась досада.

Мужчина привёз её на Экейша-авеню, остановился возле её дома и настоял на том, чтобы проводить её до порога. Когда дверь открылась, он произнёс:

— Простите, ради бога. Я взял на себя смелость подвезти вашу дочь до дома. Со всей очевидностью, вы отлично её воспитали: она отказывалась садиться в машину к незнакомцу. Но шёл жуткий дождь, а она ошиблась автобусом и оказалась на другом конце города. Надеюсь, что вы умеете великодушно прощать. Простите её. И, ээ… меня.

Скарлетт ожидала, что мать сейчас наорёт на обоих, но с удивлением и облегчением обнаружила, что та сказала лишь, что, разумеется, в наши дни нужно перестраховываться, и не работает ли господин Ээ учителем, и не желает ли господин Ээ чаю?

Мистер Ээ сказал, что его фамилия Фрост, но можно звать его Джеем, а миссис Перкинс улыбнулась и сказала, что можно звать её Нуной, и что сейчас она поставит чайник.

47