— Когда это было? — спросила Скарлетт.
— На его надгробии сказано, что он умер в 1583 году, значит, это было ещё раньше.
— А кто на кладбище самый старый? — спросила Скарлетт.
Ник наморщил лоб.
— Наверное, Кай Помпей. Он пришёл через сто лет после того, как здесь впервые появились римляне. Он мне сам рассказывал. Ему нравилось путешествовать.
— Значит, он самый старый?
— Кажется, да.
— А можно мы устроим жилище в одном из тех каменных домов?
— Ты не сможешь туда попасть. Они все заперты.
— А ты сможешь?
— Конечно.
— Тогда почему я не могу?
— Это кладбище, — объяснил он. — У меня есть Свобода кладбища. Она даёт мне попадать в разные места.
— Но я хочу пойти в каменный дом и устроить там жилище.
— Не получится.
— Тебе просто жалко.
— Неправда.
— Жадина.
— Неправда.
Скарлетт засунула руки в карманы курточки, развернулась и начала спускаться с холма, даже не попрощавшись. Она была уверена, что Ник что-то скрывает от неё, но в глубине души понимала, что она не права, и от этого злилась ещё больше.
В тот же вечер, за ужином, она спросила у родителей, кто жил в этих местах до того, как пришли римляне.
— Кто тебе рассказал про римлян? — удивился отец.
— Да все это знают, — отмахнулась Скарлетт. — Так жил здесь кто-то или нет?
— Здесь жили кельты, — сказала мама. — Они появились здесь первыми. До римлян. Римляне их завоевали.
На скамейке у старой часовни происходила похожая беседа.
— Самый старый? — повторил Сайлас. — Честно говоря, не знаю, Ник. Самый старый из тех, кого я здесь встречал, — Кай Помпей. Но тут, конечно, были поселения до прихода римлян. Люди жили здесь задолго до них. Как у тебя продвигается письмо?
— По-моему, хорошо. А когда меня научат писать слитно?
После минутного раздумья Сайлас произнёс:
— Я уверен, что среди захороненных здесь талантливых личностей должны быть и учителя. Я наведу справки.
Ник был весь предвкушение. Он представлял, как овладеет в совершенстве письмом и чтением, и вскоре любые истории будут открыты перед ним.
Когда Сайлас покинул кладбище по своим делам, Ник пришёл под иву, росшую около старой часовни, и позвал Кая Помпея.
Старый римлянин, зевая, поднялся из могилы.
— А-а, живой мальчишка, — улыбнулся он. — Как поживаешь, живой мальчишка?
— Отлично поживаю, сэр, — ответил Ник.
— Хорошо. Рад это слышать, — волосы старого римлянина белели в лунном свете. Он был в похоронной тоге, под которой были надеты нижняя шерстяная рубашка и гетры, поскольку вокруг была холодная страна на самом краю света. Холоднее было только на севере, в Каледонии, где люди были больше похожи на животных, а их тела покрывала рыжая шерсть. Они были настолько дикими, что римляне даже не пытались завоевать их. Они оставались свободными в своей вечной зиме.
— Вы здесь самый старый? — спросил Ник.
— Самый старый на кладбище? Я.
— Значит, вас первым здесь похоронили?
Немного помедлив, Кай Помпей ответил:
— Почти. Ещё до кельтов тут жили другие люди. Один из них тоже похоронен здесь.
— Ух ты, — Ник на мгновение задумался. — А где его могила?
Кай указал на холм.
— На вершине? — спросил Ник.
Кай покачал головой.
— Тогда где?
Старый римлянин наклонился и взъерошил Нику волосы.
— Внутри холма, — сказал он. — В недрах. Меня впервые принесли сюда мои друзья, за которыми шли всякие чиновники и мимы в восковых масках с лицами моей жены, которую забрала лихорадка в Камалодуне, и моего отца, убитого в стычке на границе Галлии. Через триста лет после моей смерти один крестьянин искал здесь место для выпаса своих овец, а нашёл валун, закрывавший вход в пещеру. Он откатил его и вошёл внутрь, в надежде, что найдёт сокровища. Чуть позже, когда он вышел, его чёрные волосы стали такими же белыми, как мои…
— А что он там увидел?
Помолчав, Кай ответил:
— Он отказывался об этом разговаривать. И никогда больше сюда не возвращался. Валун вернули на место и через некоторое время забыли о нём. Потом, уже двести лет назад, на него снова наткнулись, когда строили склеп для Фробишеров. Юноша, который его нашёл, спрятал проход за гробом Эфраима Петтифера, а затем однажды ночью спустился туда, когда никто не видел. Точнее, когда он думал, что никто его не видит.
— И, когда он вышел, его волосы тоже побелели?
— Он вообще не вышел.
— Ого. Ясно. Ну и кто же там похоронен?
Кай покачал головой.
— Не знаю, юный Иничей. Но я чуял его, когда здесь ещё было пусто. Я чувствовал, что он сидит там, в глубине холма, и ждёт.
— Чего ждёт?
— Всё, что я чувствовал, — сказал Кай Помпей, — это что он сидит в ожидании.
Скарлетт принесла большую книгу с картинками, села рядом с матерью на зелёную скамейку у ворот и начала читать, пока мать просматривала какое-то учебное пособие. Девочка радовалась весеннему солнцу и старательно не замечала мальчика, который махал ей из-за увитого плющом памятника. Когда она решила больше не смотреть на этот памятник, он, как чёртик из табакерки, выскочил из-за надгробия (Ёдзи Дж. Шёдзи, ум. 1921, «Я был странником, и вы приняли Меня»). Он отчаянно жестикулировал ей, но она не обращала на него внимания.
Наконец, она положила книгу на скамейку.
— Мамочка, я пойду погуляю.
— Только не сходи с дорожки, милая.
Она не сходила с дорожки, пока не повернула за угол и не увидела Ника, который махал ей, стоя выше на холме. Она состроила ему рожицу.
— А я теперь всё знаю, — сказала Скарлетт.